4 С.А.Папков Обыкновенный террор. Политика сталинизма в Сибири

Организацией спецпоселений, как постоянно действующей ссыл­ки, завершился важнейший цикл репрессивной политики государ­ства в отношении независимой части крестьянства. Прибегнув к на­сильственным депортациям в качестве средства вытеснения еди­ноличных сельских хозяев и перераспределения их собственности, органам власти удалось ослабить крестьянское сопротивление созда­нию колхозов. Одновременно с этим был получен важный экономи­ческий результат: на новых территориях сформировались крупные очаги сельскохозяйственной и промышленной колонизации, а райо­ны индустриального освоения получили в лице спецпереселенцев массу дешевых рабочих рук.
ГЛАВА П. ВРЕДИТЕЛИ И ОППОРТУНИСТЫ
Чистки в структурах управления и экономики
Атаки сталинской бюрократии и аппарата ОГПУ-НКВД на спе­циалистов и представителей интеллигенции старой формации, за­вершившиеся ликвидацией целого социального слоя в стране, были одной из характерных черт советской политики начала 1930-х гг. Как и другие подобные действия режима, эти «мероприятия» опирались на большевистскую традицию, заложенную ленинскими принципа­ми раннего советского периода. Начиная с Ленина, большевистская идеология формировала отношение к специалистам дореволюцион­ной школы исключительно в классовом смысле, зачисляя их в ка­тегорию «буржуазии» или «мелкой буржуазии». Ленин утверждал, что большинство этих людей «развращено буржуазными нравами» и «буржуазными предрассудками», «в силу всей обстановки той об­щественной жизни, которая сделала их специалистами». Он называл их «интеллигентиками, лакеями капитализма, мнящих себя мозгом нации»1. Допуская возможность сотрудничества с технической и на­учной интеллигенцией, Ленин рассматривал такой альянс как своего рода хитроумную коммерческую сделку: советская власть платит по­вышенные тарифные ставки и премии, а специалисты вынужденно продают свои знания и талант, содействуя таким образом новому ре­жиму. «Совершенно незачем выкидывать полезных нам специалис­тов, - говорил он. - Но надо поставить их в определенные рамки. Им надо поручать работу, но вместе с тем бдительно следить за ними, ста­вя над ними комиссаров и пресекая их контрреволюционные замыс­лы. Одновременно необходимо учиться у них. При всем этом - ни ма­лейшей политической уступки этим господам, пользуясь их трудом всюду, где только возможно»2.
Жестокие чистки и громкие кампании разоблачений, охватившие в начале 1930-х гг. многие регионы страны, стояли в одном ряду по­
1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 48-49.
2 Там же. Т. 38. С. 6-7.
111
пыток сталинского руководства совершить скачок в социально-эко­номическом развитии. Начав крупные промышленные и аграрные преобразования, партия по существу не была к этому готова. Прежде всего, она не обладала собственными кадрами для выполнения слож­ных технических и хозяйственных задач и не имела практического опыта управления экономикой нового масштаба. За ней не стояла ин­теллигенция, на которую можно было бы опереться, а те специалисты старой школы, что еще оставались на службе государства, не пред­ставляли надежного партнера. С ними у партии никогда не было нор­мальных взаимоотношений, поскольку их убеждения и образ жизни резко контрастировали с принятыми советскими нормами, а в массо­вом сознании воспринимались как свидетельства сохранившихся ос­татков буржуазных классов. Как сама партия, так и часть возбужден­ных ее идеологией рабочих откровенно относились к интеллигентам старой формации как к «социально-чуждым элементам». До извест­ной степени их признавали полезной группой, но всегда держали под подозрением, а саму полезность, как правило, рассматривали через призму политической благонадежности. Жизненная необходимость заставила режим пойти на союз со старыми специалистами и остат­ками прежней бюрократии. Союз этот был вынужденный, и пото­му очень непрочный. Передав в руки беспартийной интеллигенции многие рычаги управления и хозяйственного контроля, партия одно­временно возложила на нее ответственность за свою экономическую политику и ее возможные провалы. В начале 30-х годов эти люди были превращены в основного виновника кризисов сталинского уп­равления. Они стали наиболее удобной мишенью для ОГПУ в ходе открывшейся «борьбы с вредительством».
Начиная с 1928 г., с инсценировки Шахтинского процесса «инже­неров-вредителей», Политбюро и ОГПУ систематически прибегали к арестам специалистов, объявляя их врагами советской власти и ор­ганизаторами различных подрывных акций в сфере экономики. Пер­вое время, однако, расправы проводились весьма осторожно. Они но­сили больше устрашающий характер и лишь в исключительных слу­чаях выносились смертные приговоры. Большинство специалистов, получая иногда даже «высшую меру», подвергалось высылке в райо­ны Сибири, где их опыт и знания использовались в хозяйственном освоении края. Так после Шахтинского процесса 1928 г. в Сибири оказалась большая группа донбасских «вредителей», избежавших расстрела. Один из главных обвиняемых по «шахтинскому делу», бывший технический директор треста Донуголь Н.П. Бояршинов, которого государственный обвинитель Н.В. Крыленко назвал на про­
112
цессе «инициатором контрреволюционной организации, ее настоя­щим и основным руководящим работником»1, был определен ОГПУ на шахты Прокопьевска. «Высшую меру» ему заменили на 10 лет ли­шения свободы, но свой срок он должен был отбывать на инженерной должности в положении ссыльного. Дальнейшая жизнь его сложи­лась трагически. Он до последних дней достойно выполнял долг ин­женера, оставив о себе уважительную память многих рабочих и слу­жащих Прокопьевска как высококвалифицированный специалист. В 1934 г. Бояршинов погиб в случайной дорожной катастрофе2.
Другие «шахтинцы» - горные инженеры Н.А. Чинакал (6 лет ли­шения свободы), Л.Г. Рабинович (6 лет), В.В. Люри (3 года), И.И. Не­красов (4 года), Н.И. Скорутто (10 лет), Л.Б. Кузьма (3 года), Н.Н. Березовский - также вместо лагерной изоляции получили на­значение в Новосибирск и Кузбасс в качестве специалистов-управ­ленцев и технических работников угольных предприятий. Некото­рым из них было позволено занять вполне достойные их квалифика­ции посты. Л.Б. Кузьма, например, в 1931 г. служил главным инжене­ром угольного треста в Кузбассе.
На своем профессиональном поприще в сибирской ссылке сумел выдвинуться, чудом избежав чекистской расправы, талантливый ин­женер-конструктор Николай Андреевич Чинакал. За создание но­вой системы разработки угольных пластов ему в 1943 г. была при­суждена Сталинская премия, а в 1967 г. - звание Героя Социалисти­ческого Труда3. Но судьба остальных оказалась трагической. Среди «шахтинцев», выброшенных советской политикой в Сибирь, были и такие, кто не имел никакого срока вообще. «За недостатком улик» их не осудили, но с клеймом «вредителя» отправили в Кузбасс. В их числе оказались инженеры И.А. Пешехонов, В.К. Пржедпельский, П.Э. Жданов, Космодемьяновский. Этих людей, как впрочем и сотни других специалистов, за небольшим исключением, ожидала на новом месте непродолжительная и схожая карьера, в конце которой неиз­бежно маячил арест.
Шахтинский процесс «инженеров-вредителей» имел очень широ­кий резонанс по всей стране. Как важное политическое событие он непосредственным образом отразился и на положении промышлен­ных районов Сибири. Уже к июлю 1928 г. аресты инженерных и тех­
1 Экономическая контрреволюция в Донбассе. (Итоги Шахтинского дела): Статьи и документы / под общ. ред. Н.В. Крыленко. М., 1928. С. 239.
2 Правда. 28 января 1937 г.
3 Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 1507.
113
нических кадров были произведены на шахтах Кузбасса и на Томс­кой железной дороге. Главный инженер треста Кузбассуголь Миха­ил Строилов сообщал управляющему трестом, что 3 июля органами ОГПУ были арестованы пять инженеров-строителей и техник-строи­тель. «Недели две тому назад, - докладывал он, - конструктор и про­изводитель работ освобождены, а остальные четыре инженера сидят под арестом до сих пор. ...6 июля были арестованы дополнительно еще три инженера: зав. планово-отчетной частью, зав. проектной час­тью, зав. проектно-плановым бюро, не считая, что арестован еще нач. спасательной станции, главный бухгалтер; был обыск и, наверное, арестуют одного из зав. шахтой...»1 Строилов сообщал также о де­морализации специалистов в результате развернувшейся кампании огульных обвинений и указывал, что от подобных действий прежде всего пострадает производство. Он писал: «В связи с шахтинскими событиями, некоторым непониманием рабочими лозунга «здорового недоверия», искажением лозунга «самокритики», производящими­ся у нас арестами, в связи с прежними судами над техперсоналом по обвинению в нарушении техники безопасности, в связи со смотром шахт и другими положениями, техперсонал выбит из нормальной ко­леи. Уверенность в своем авторитете и знаниях у него пропали. Люди подавлены и в большинстве трусят. ...Дисциплина на шахтах, в цехах падает, качество работ ухудшается...» «Что надо сделать? - ставил вопрос Строилов. - Не допускать оскорблений ИТР словами, а тем более действием со стороны рабочих в производстве и шатающейся по улицам публики и не оставлять этого без наказания. Органам ГПУ и прокуратуры надо дать разъяснение о причинах ареста и вообще ос­ветить это положение и в печати, и на собраниях. ...Жизнь и предпри­ятие требуют работы, ее делать мы должны и будем, но в теперешних условиях нести ответственность за своевременность и качество ра­боты ИТР и что-либо предпринять технически рационализаторское невозможно: нас не хватит на текущую работу и отписки»2.
После «шахтинского разоблачения» специалисты угольной про­мышленности в Сибири испытывали наибольшее угнетение от но­вого политического курса. Котин, зам. председателя треста «Сиб-уголь» - крупнейшего сырьевого комплекса на востоке СССР - в но­ябре 1929 г. жаловался в Сибкрайисполком, что «административ­но-технический персонал все время находится на положении уго­
1 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 305. Л. 5.
2 Там же. Л. 6-7.
114
ловного преступника в ожидании, что не сегодня-завтра он попадет под суд»1.
Жертвой разоблачений вскоре стали также специалисты золото­добычи. Вслед за тем как в аппарате треста «Союззолото» в Москве была раскрыта «руководящая группа» во главе с проф. Пальчинс-ким и горным инженером Л. Г. Рабиновичем, экономическое управ­ление ОГПУ потребовало арестовать «ячейку» вредительской орга­низации и в Сибири. На этом основании в ноябре 1928 г. и феврале 1929 г. в Красноярском округе аресту подверглись проф. Б.Л. Степа­нов, главный инженер Северо-Енисейских приисков А.М. Коротке-вич и горнозаводской техник Артемовского рудника В.П. Косованов. Их обвинили в сокрытии богатых золотых месторождений Казано-Богородской артели и проведении заведомо безрезультатных разве­док в Минусинском округе. Основная часть следственных процедур, в том числе допросов арестованных, проводилась в Москве, в ЭКУ ОГПУ. Рассмотрение этого дела завершилось вынесением пригово­ров на коллегии ОГПУ: Короткевич был приговорен к расстрелу с заменой 10 годами лишением свободы; Косованова осудили на 5 лет концлагерей2.
Но главную кампанию по выявлению «вредителей» ОГПУ раз­вернуло с лета 1930 г., когда признаки экономического кризиса в стране проявились уже повсеместно. 25 сентября советские газеты сообщили о расстреле 48 разоблаченных «вредителях - дезоргани­заторах рабочего снабжения». Список, как ни странно, возглавля­ли профессора, специалисты холодильного дела из Наркомторга СССР - А.В. Рязанцев и Е.С. Каратыгин. За ними следовали имена «саботажников» из различных регионов страны, включая и Сибирь3. Так был открыт важный этап массовых арестов и расстрелов «вреди­телей», внезапно обнаружившихся во всех основных отраслях совет­ской экономики.
Причин для организации судебных процессов действительно было более чем достаточно. Но на скамье подсудимых должны были сидеть совсем другие люди. В течение 1928-1930 гг. осуществляе­мая политика неуклонно вела дело к тому, чтобы разрушить порядок в продовольственном обеспечении страны. В Сибири в результате одной лишь чистки госслужащих в 1929 г. деятельность региональ­
1 ГАНО. Ф. 20. Оп. 2. Д. 197. Л. 6.
2 Архив УФСБ по Красноярскому краю. Д. П-22787. Т. 1 (дело Коротко-ва A.M. и Косованова В.П.).
3 Правда. 25 сентября 1930 г.
115
ного управления «Союзмясо» была практически парализована. Из состава этой организации контрольные органы изгнали всех специ­алистов, кроме «политически благонадежных», но неспособных для эффективной работы. В официальном докладе, представленном в ПП ОГПУ, отмечалось, что «за 1929 год аппарат "Союзмясо" совершен­но разрушен... Сычев (управляющий сибирской конторой. - СП.) изгнал всех специалистов, оставив послушных, не имеющих своего мнения»1. Когда крестьянство стало в массовом порядке забивать и распродавать свой скот, спасая его от обобществления, катастрофа оказалась неизбежной. Заготовительные пункты стали скупать не­ожиданно подешевевшие мясо и скот без всяких нормативов. Быстро образовавшиеся неимоверные запасы сырья перерабатывать не ус­певали, поэтому продукция начала гибнуть. Порча была огромной2. Работая в эти недели в невероятной спешке, государственные заго­товители не смогли произвести необходимую переработку и засолку мясного товара, но продовольствие тем не менее было отправлено в промышленные центры страны.
Масштабы нанесенного ущерба выявились очень скоро. В Мос­кве, Ленинграде, Иваново и других городах было обнаружено не­сколько составов испорченного мяса и колбас из Сибири, после чего в расследование включилось ОГПУ. Виновники вредительства, как обычно, оказались среди «бывших». В сибирских мясозаготовитель­ных и торговых организациях, на хладокомбинатах Омска, Новоси­бирска, Алтая аппарат ПП ОГПУ во главе с Заковским арестовал несколько десятков человек, а затем оформил «заговор», который стал частью разветвленной общесоюзной организации «вредителей рабочего снабжения». В «сибирский филиал» следователи ОГПУ включили 13 человек во главе с управленцами новосибирской кон­торы «Союзмясо», бывшим дворянином К.К. Быковским и бывшим офицером Г.Г. Соколовым. Эти двое, как члены «центра», были вклю­чены в общесоюзный расстрельный список. Остальные фигурирова­ли лишь в местном «филиале»3.
В апреле 1931 г. коллегия ОГПУ подвела черту в деле «вредите­лей» системы мясозаготовок: кроме К.К. Быковского - заместителя уполномоченного конторы «Союзмясо», и Г.Г. Соколова - инспекто­ра конторы, в Сибири к расстрелу приговорили еще трех человек ­
1 Архив УФСБ по НСО. Д. 11516. Т. 6 (Доклад: «Мясной вопрос в Си­бири»).
2 Там же. Т. 8.
3 Там же.
116
работников Сибкрайторга и конторы «Союзмясо»: П.Н. Панферо­ва, М.Я. Зарухович, И.И. Серебрякова. Остальных обвиняемых -д.Н. Жданова, М.М. Рубанович, Л.Л. Шемякина, Л.Я. Гольдвассера и других - приговорили к 10 годам концлагерей. Только руководи­тель сибирской конторы «Союзмясо», член партии М.Г. Сычев, про­ходивший по этому делу, избежал сурового наказания: по решению ОСО ему назначили ссылку на три года в Среднюю Азию.
Одновременно со следствием по делу о «заговоре» мясозагото-вителей органы ОГПУ сфабриковали более широкое дело «контр­революционной организации в сельском хозяйстве» под названием «Трудовая крестьянская партия» (ТКП)1. Операция по разгрому ТКП вылилась в широкий комплекс мер по ликвидации старых кад­ров. В течение всей второй половины 1930 г. производились арес­ты в сельхозучреждениях Сибири: краевом земельном управлении, Сибплане, Сибполеводсоюзе, Сибсельмашсоюзе, Сибсельскладе, управлении сельхозкредита, районном переселенческом управле­нии, краевой станции защиты растений, сельхозинституте и краевой опытной станции. Едва ли не все ведущие специалисты сельского хо­зяйства и ученые-аграрники Сибири оказались за решеткой.
Одновременно ОГПУ организовало широкомасштабную чистку на периферии: в Омском, Славгородском, Каменском, Томском, Ми­нусинском, Красноярском и Иркутском округах были также схваче­ны и посажены многие агрономы опытных станций и полей, работни­ки земельных управлений2.
В апреле 1931 г. перед судом ОГПУ предстал целый ряд известных сибирских ученых-аграрников и специалистов из 35 человек, состав­
1 История возникновения «дела ТКП» в Сибири освещается в ряде не­больших работ. См.: Осташко Т.Н. Власть и интеллигенция: динамика вза­имоотношений на рубеже 1920-1930-х годов // Гуманитарные науки в Си­бири. 1998. № 2; Она же. Дело «Краевого филиала ЦК Трудовой крестьян­ской партии»: политический заказ и его воплощение // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. № 2.
2 Выявление вредительства в организациях сельскохозяйственного про­филя в крае началось в 1930 г. и продолжалось в 1931 г. Но уже в ноябре 1930 г. на собрании краевого партактива Л.М. Заковский сообщал: «Надо сказать, что ведь основные специалисты по сельскому хозяйству сейчас си­дят в тюрьме. Оказывается, они искусственно выращивали кулацкое хозяй­ство в Сибири, на них должна была опереться Трудовая крестьянская партия в случае переворота внутри страны. ...Хозяйственникам необходимо создать соответствующие темпы по выявлению вредительства в наших организациях. До сих пор этого в Сибири еще нет» (ГАНО. Ф. П-6. Оп. 1. Д. 1076. Л. 43).
117
лявших «руководство» краевой организации «Трудовой крестьянской партии» - партии А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, Н.П. Макарова. Список возглавляли директор Западносибирской опытной станции, председатель Омского сельскохозяйственного общества, консультант НИИ крайплана С.С. Марковский и краевой агроном, профессор И.И. Осипов. Тут же были имена и других ученых: В.А. Федоров­ского, Г.П. Никольского, В.Е. Максимова, Н.А. Хруцкого, И.М. Жуй-кова, проф. В.В. Сабашникова, И.М. Скорнякова, И.С. Шилдаева и других1. За каждым из них стояло не только их опороченное про­шлое, бросавшее губительную тень на служебную и научную карьеру и саму жизнь «бывших», но и неутраченное здравомыслие, профес­сиональный долг, трезвый подход к делу - качества мало пригодные для практической работы в сталинских учреждениях 30-х годов.
Согласно официальному обвинению, вредительство членов «Си­бирского филиала ТКП» представляло собой традиционный набор преступлений «реставраторов капитализма»: пробравшись на ответ­ственные посты в сельскохозяйственные организации края, якобы создавали всевозможные льготы зажиточно-кулацкой части деревни в ущерб коллективным хозяйствам и вместе с тем выращивали кад­ры для вооруженного свержения советской власти2.
Коллегия ОГПУ 20 апреля 1931 г. вынесла следующий приговор: профессора В.В. Сабашникова, директора Красноярской опытной станции, и Г.Н. Скалозубова, директора Минусинского опытного поля - расстрелять. Остальных заключить в концлагерь на сроки от 3 до 10 лет.
Документы ОГПУ свидетельствуют, что операции по «Трудовой крестьянской партии» и «дезорганизаторов мясозаготовок» были всего лишь эпизодами в обширной кампании разоблачений «вреди­телей» в 1930-1931 гг. Чтобы представить истинные масштабы изъ­ятий этого периода, необходимо иметь в виду все отрасли экономики. Региональные источники ФСБ (Новосибирск, Кемерово, Иркутск, Красноярск) определенно подтверждают факт проведения кампа­нии арестов специалистов в лесной, угольной, пищевой и некоторых других отраслях промышленности, а также на транспорте, в торговле и связи.
В Сибири аппарат ОГПУ действовал, по-видимому, с тем же раз­махом, что и в других регионах страны. За 1931 г. здесь было выявле­
1 Архив УФСБ по НСО. Д. 12628. С. 6,36. Обвинительное заключение по делу ТКП. Типографский экземпляр.
2 Там же.
118
но 11 «контрреволюционных вредительских организаций, охватив­ших все основные области сибирского хозяйства»1. Были арестованы и приговорены тайным судом 7 инженеров и техников золотодобыва­ющей промышленности края, 11 специалистов угледобычи, 21 - пот­ребкооперации и госбанка, 27 - системы скотоводческих совхозов, 10 - научных учреждений и так далее, всего не менее 150 человек, как членов «вредительских организаций» общесоюзного или сибирского масштаба. Но кроме того, за тот же период подверглось аресту еще 1010 «вредителей» по менее значительным хозяйственным «делам».
Положение специалистов старой школы в данный период было чрезвычайно непрочным и в высшей степени зависящим от поли­тической конъюнктуры. Из-за систематической угрозы, которую представляли производившиеся чистки и кампания разоблачений, многие квалифицированные кадры оставляли рабочие места, не до­жидаясь ареста. Имелись случаи, когда в текущей работе отдельных учреждений и производственных участков возникал паралич из-за ухода специалистов-управленцев или их ареста. Так, в одной из теле­грамм, посланных в ЦК ВКП(б) в конце 1930 г. Р.И. Эйхе и начальни­ком Цветметзолото А.П. Серебровским, сообщалось: «Положение со специалистами, особенно после обнаружения нового вредительства в золотодобыче, катастрофическое. Не [с] кем работать. Хуже всего на приисках. Также слабо с крупными хозяйственниками...»2
Аналогичной была ситуация и в сельском хозяйстве. В Сибирский крайком партии с мест иногда поступали обращения такого содержа­ния: «В совхозе № 58 ослепло 400 дойных коров. Местные специа­листы с данным массовым заболеванием бороться некомпетентны. Срочно шлите опытных специалистов-кулаков»3.
Но многие специалисты в то время находились в лагерях или следственных изоляторах, выйти из которых было намного труднее, чем в них попасть. Тем не менее некоторых действительно выпусти­ли. Спустя полтора-два года после ареста получили освобождение некоторые «члены ТКП», в том числе Марковский и Осипов; на производство и рудники возвратилась часть инженеров. Постепенно ОГПУ определило на рабочие места и других «вредителей», содер­жавшихся в изоляции.
Вполне возможно, что Сталин и Политбюро могли отдать приказ о расстреле этих людей как «заговорщиков» или «вредителей», но,
1 ГАНО. Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 167. Л. 116.
2 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 3. Д. 336. Л. 3.
3 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 306. Л. 80.
119
вероятно, не решались поступить именно так из-за того, что еще нуж­дались в их услугах. Такое поведение как результат определенных колебаний отчетливо проявлялось в течение всего 1931 г. В Сибири, например, в марте 1931 г. ОГПУ арестовало одного из самых видных представителей «исторической контрреволюции» - бывшего гене­рал-лейтенанта царской армии и главнокомандующего Уфимской Директории В.Г. Болдырева. Василий Георгиевич был довольно из­вестным человеком. В 1923 г. он получил полную амнистию и являл­ся полезным государственным служащим и научным сотрудником советских учреждений в Сибири. Он издавал книги, консультиро­вал руководителей различных организаций по вопросам экономики, участвовал в создании Сибирской Советской Энциклопедии. Под арестом его держали до августа 1931 г., а затем вернули на место с необычным для ОГПУ признанием, что «обвинения во вредитель­ской деятельности не подтвердились»1.
Подобный поворот произошел и в отношении арестованных науч­ных работников из Общества по изучению Сибири, а также группы специалистов Сибирского геодезического управления, которых вы­пустили на свободу после прекращения их дел по решению Коллегии ОГПУ2.
В 1932-1933 гг. экономическое положение в стране было катас­трофическим. Проводимая Сталиным политика лишила народное хозяйство всяких возможностей для пропорционального развития и вызывала сильное социальное напряжение. В деревне на фоне все­общего хаоса свирепствовали голод и нищета. Городское население влачило полуголодное пайковое существование, в то время как ог­ромные средства вкладывались в строительство заводов-гигантов и железных дорог без достаточных расчетов на быстрое получение результатов. Чем хуже складывалось хозяйственное положение, тем интенсивнее становились расправы со старой интеллигенцией и ин­женерно-техническими кадрами.
С апреля 1932 г. основная роль в выявлении «вредительства» в Сибири перешла от Заковского к новому полномочному представи­телю ОГПУ Н.Н. Алексееву, задачей которого стало продолжение глубокой чистки советских и хозяйственных организаций в крае. Биография чекиста Алексеева представляла некоторое исключение из того жизненного пути, который был характерен для большинства руководящих работников ОГПУ. До революции Алексеев два с по­
1 Архив УФСБ по НСО. Д. 7285. Л. 250 (дело Болдырева ВТ. и др.).
2 Там же.
120
ловиной года учился в Московском и Харьковском университетах, на юридическом факультете, сотрудничал с партией эсеров, а потом, вплоть до 1919 г., - с ее левым крылом. Когда произошел октябрь­ский переворот, Алексеев как левый эсер был принят в аппарат со­ветского правительства в качестве заместителя наркома земледелия РСФСР. Вскоре, однако, эсеры были разгромлены, и Алексеев пере­метнулся к большевикам. С 1921 по 1925 г., согласно его анкете, он выполнял какие-то «особые задания» Дзержинского во Франции и Англии, а затем его назначили в аппарат ОГПУ в отдел информации.
Получив должность полномочного представителя ОГПУ в Запад­ной Сибири, Алексеев приступил к организации полномасштабной чистки в торгово-кооперативной и финансовой системе. Во второй половине 1932 г. его работники изъяли более 2200 человек - разного рода «вредителей» и «расхитителей социалистической собственно­сти». В связи с тем, что общее развитие репрессий в данный период требовало значительного ужесточения наказаний за преступления и нарушения в экономической сфере (особенно после принятия за­кона от 7 августа 1932 г.), приговоры о расстреле, готовившиеся в ап­парате Алексеева, утверждались в массовом порядке. В Омске, на­пример, из 16 арестованных работников Госбанка было расстреляно 15 человек; по «делу Союзтранса» в Новосибирске из 70 обвиняемых расстреляли 36 человек1.
В конце 1932 г. ПП ОГПУ Западно-Сибирского края во главе с Алексеевым развернуло кампанию арестов и фабрикации исклю­чительно по политической «линии». Эта операция ОГПУ была на­правлена на выявление «контрреволюции» в многочисленных госу­дарственных учреждениях и организациях. Прежде всего преследо­ваниям вновь подверглись те, кто ранее по ряду причин был выпущен на свободу. На одном из партийных совещаний в крайкоме ВКП(б) в 1932 г. Алексеев заявил: «Известная часть специалистов, оказы­вается, недостаточно научена теми уроками, теми ударами, которые были в 30-ом и начале 31-го года. Кое-кто берется за старое. ...Нами раскрыта контрреволюционная организация в системе Зернотреста. ...Во главе этой организации стоял инженер Агинский, уже осужден­ный за контрреволюцию в 1930 г. Правда, в первый раз он не сознал­ся, сейчас же сознался во всем...»2
Доступная эмпирическая база исследования данного периода крайне фрагментарна и ограничена узким кругом документов. Это за­
1 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 411. Л. 203.
2 Там же. Л. 207-208.
121
трудняет возможности установить многие реальные связи событий, выявить факторы, определявшие развитие политического процесса на региональном уровне. При отсутствии нормативных документов сложно судить о том, как выстраивался весь механизм террора. Но даже при наличии выявленных источников вполне очевидно, что ре­шение о проведении карательных акций всегда принималось на самом высоком уровне, при участии Сталина и его ближнего окружения.
Сталин прибегал к репрессиям в нужный момент как к наиболее эффективному средству своей политики. В период развертывания кампании «борьбы с вредителями» он непрерывно раздувал масшта­бы экономического саботажа и требовал увеличить темпы изъятий. В декабре 1932 г. секретари обкомов, крайкомов и управления ОГПУ получили из Политбюро материалы, составленные сотрудниками ОГПУ - Прокофьевым и Мироновым, - в которых шла речь о разо­блаченных «контрреволюционных организациях» в Ветеринарном управлении Наркомзема СССР и его исследовательских институтах, а также - о «заговоре» работников Трактороцентра. Меморандумы ОГПУ сопровождались сталинским пояснением: «Посылается для сведения две записки т.т. Прокофьева и Миронова: а) о вредитель­стве в области животноводства, б) о вредительстве в системе Тракто­роцентра. Ввиду исключительного значения рассылаемых материа­лов, предлагается обратить на них серьезное внимание»1.
Вслед за этим последовали аресты специалистов отраслей сель­ского хозяйства. Брали главным образом бывших офицеров, чинов­ников и просто беспартийных граждан из различных учреждений по всей Сибири. Очень скоро образовался громадный «заговор в сель­ском хозяйстве Западной Сибири», представлявший собой филиал «всесоюзной организации». В число арестованных входили 2197 че­ловек2. Руководителями «заговора» оказались пять управленцев: ра­ботники краевого земельного управления М.М. Холостов и И.У. Ва-ракса, селекционер Омской станции зернового хозяйства профессор В.Р. Берг, агроном А.Ф. Брусницын и руководитель отдела Тракто­роцентра Е.Г. Мольс. Как и их предшественники, эти «вредители» расплачивались за свои знания и научный опыт, противоречившие большевистским хозяйственным фантазиям. Одна из действитель­ных причин их ареста заключалась в том, что в течение нескольких сезонов они пытались отстаивать рациональные методы агрономии,
1 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 270. Л. 1.
2 Архив УФСБ по НСО. Д. 3591. Т. 46 (дело «Контрреволюционный за­говор в сельском хозяйстве (Западно-Сибирский краевой филиал)»).
122
избегая разного рода прожектерства и бездумных нововведений. Но своим сопротивлением сумели лишь вызвать негативную политиче­скую реакцию. В официальных партийных кругах против специа­листов-аграрников во главе с профессором В. Р. Бергом было выдви­нуто обвинение в создании вредительской «теории средних сроков сева и мелкой пахоты»1.
«Члены руководящего бюро» «заговора в сельском хозяйстве»
В результате многие сторонники этой «теории» оказались в след­ственном изоляторе. Омскую станцию зернового хозяйства, как глав­ное «гнездо кондратьевско-чаяновской группы», разгромили вторич­но; вместе с профессором Бергом арестовали руководителей станции Д.Г. Бошкова, Г.Н. Дроздова и некоторых других. В связи с «загово­ром в сельском хозяйстве Западной Сибири» в ПП ОГПУ числилось 284 «ячейки», раскрытые в МТС, совхозах, колхозах и населенных пунктах.
На краевом партийном совещании в июле 1933 г. Н.Н. Алексеев докладывал об итогах произведенных арестов: «Кроме организации, вскрытой в системе МТС, мы имели параллельные, соединенные с ней официальные группы, которые были раскрыты почти во всех наших животноводческих трестах. В совхозах мы также имели чрез­вычайно большое количество подрывных ячеек. Всего по делу этой контрреволюционной сельскохозяйственной организации нами было
1 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 258. Л. 17.
123
арестовано примерно 2100 человек. Из них по приговору тройки мы расстреляли около 1000 человек1. И все это на протяжении послед­них пяти месяцев. Надо сказать, что большинство специалистов, аг­рономов, зоотехников и прочих являлись членами этой контррево­люционной группы»2.
К середине 1933 г. кампания разоблачений и арестов специалистов сельского хозяйства, именовавшаяся «выявлением вредительства», в основном завершилась. Из сферы управления и производства была удалена основная часть управленческого аппарата из представите­лей старой интеллигенции. Но чистка, организованная Алексеевым, продолжалась в других отраслях экономики и сферах общественной жизни. Она захватывала те советские учреждения и организации, где еще можно было встретить выходцев из так называемых буржуаз­ных классов. В начале 1933 г. вновь был арестован генерал Болдырев, на этот раз уже безвозвратно. ОГПУ стало фабриковать вокруг его имени огромную «контрреволюционную белогвардейскую повстан­ческую организацию», в которую заносило представителей старого мира, извлекаемых из всех уголков Сибири: бывших офицеров, куп­цов, помещиков, священнослужителей, членов различных полити­ческих партий3.
Если судить по обвинительному заключению «дела» генерала Болдырева и его «организации», ОГПУ имело задание ликвидировать готовившееся крупное вооруженное восстание в Сибири с участием бывших белогвардейцев и партизан. (О преследованиях бывших пар­тизан см. также гл. IV.) Выстраивая обоснование необходимости пре­вентивных массовых арестов, обвинительное заключение, подписан­ное Алексеевым, ссылалось не на реальные факты и доказательства, а на сообщения эмигрантской печати. В данном случае следствие не трудилось строить собственную лживую версию, а предпочло поза­имствовать чужую. В текст обвинения была включена заметка париж­ской газеты «Возрождение» от 24 января 1933 г. под заголовком «Во­оруженное восстание в Сибири», в которой, в частности, говорилось: «Бои идут десятый день. 40 000 партизан в районах Новониколаев­
1 По информации ПП ОГПУ число расстрелянных по данному делу со­ставило 976 человек. Другие осужденные, 1114 чел., были заключены в ИТЛ, 107 освобождено; несколько человек скончались в ходе следствия (Архив УФСБ по НСО. Д. 3591. Т. 46. Л. 496).
2 Там же. Д. 450. Л. 219.
3 Первые оценки этого крупнейшего дела в Сибири см.: Уйманов В.Н. Репрессии. Как это было... С. 173-186.
124
ска (так в тексте. - СП.), Барнаула и Бийска. К повстанцам переходят отряды красноармейцев. Восстанием охвачен весь Алтайский округ. Железнодорожное сообщение на линии Новониколаевск - Барнаул прервано. Не работает также телеграф и неизвестна судьба советских чиновников и местных полицейских отрядов... Непроверенные дан­ные исчисляют партизанские силы в 40 ООО человек, не считая нево­оруженную деревенскую массу. Небольшой гарнизон Бийска и учеб­ная команда молодых красноармейцев перешли к партизанам»1.
Недостоверность этих фактов была очевидна для любого сотруд­ника ОГПУ. Но учитывая, что такая информация как часть предъяв­ляемого обвинения готовилась вполне официально и была рассчита­на для последующей передачи в коллегию ОГПУ и другие высшие инстанции, ей придавалось серьезное значение. Хотя в ней не отра­жалось реальное положение дел в Сибири, вымышленные факты рас­сматривались как указание на существование скрытых враждебных сил, на которые могла опереться зарубежная контрреволюция.
В цепи последовавших арестов фигура Болдырева занимала цен­тральное место. Кроме него в состав раскрытой «организации» были включены имена других «идейных вождей» из краевых учреждений: Х.Е. Бутенко - быв. полковник, командующий войсками Приморско­го правительства, в советское время - директор Лесоснабсбыта в Но­восибирске; Н.П. Шавров - профессор, быв. бригадный врач, а затем директор химико-фармацевтического института; Г.А. Краснов - быв. товарищ министра финансов в правительстве Колчака, при боль­шевиках - заведующий сектором Крайплана; Г.И. Черемных - быв. председатель земской управы, научный сотрудник и преподаватель; И.А. Лаксберг - ученый лесовод, в прошлом - офицер.
ОГПУ отыскало всех бывших генералов и полковников. Они превратились в «руководителей повстанческой деятельности». В их числе оказались: М.Б. Шатилов - министр Сибирского временного правительства, Р.П. Степанов и А.С. Шеметов - командиры 1-й и 2-й Оренбургских казачьих дивизий, Е.В. Булатов - командир 7-й Си­бирской дивизии войск генерала А.Н. Пепеляева и другие.
Затем последовали аресты целых групп населения, которые рас­сматривались режимом как неблагонадежные. В городах и поселках Алтая ОГПУ арестовало около 1100 человек, главным образом быв­ших партизан и священников. Были схвачены такие видные парти­занские командиры, как Кондратий Бабарыкин, Михаил Чухломин, Кирилл Зиновьев, Аникий Яровой, Ефрем Буньков. Самые много-
1 Архив УФСБ по НСО. Д. 7285. Л. 3-8.
125
численные аресты прошли в селах Солонешное, Россошь, Сараса, Алтайское. Многих арестованных мучили голодом и жаждой, сажали в камеры-холодильники, избивали.
Огромные потери понесла православная церковь на Алтае. ОГПУ буквально разгромило Бийскую епархию, арестовав друг за другом трех вновь назначавшихся епископов и почти все городское и сель­ское духовенство. Исчезли епископы Никита Прибытков, Герман Коккель, Тарасий Ливанов, Петр Потанин, протоиерей Шалаев, протодиакон Александр Кикин, священники Федор Воронин, За-вадовский и масса других служителей церкви общей численностью 218 человек1.
В связи с «белогвардейским заговором» разгрому подверглась редакция Сибирской Советской Энциклопедии ввиду того, что ее члены - В.Г. Болдырев, П.К. Казаринов, Г.И. Черемных - оказались в центре «вредительства».
Генерал ВТ. Болдырев. Фото периода Первой мировой войны
Многочисленные аресты прошли в районах Омска - здесь взяли 371 человека. В Минусинске и Хакасии выявлено 280 «контрреволю­ционеров», в Томске - 73, Новосибирске - 146, Прокопьевске - 13. Были арестованы многие инженеры, техники, работники сферы уп­равления, кооперации, профессора и преподаватели вузов Сибири. Размеры нанесенного урона предстанут в более полном виде, если
1 Архив УФСБ по НСО. Д. 7285. Л. 3-8. 126
учесть, что слой специалистов в крае до этого был чрезвычайно скромным. Общее число арестованных по «белогвардейскому делу» составило 1759 человек1.
Алексеев определенно исполнял в Сибири какой-то специальный план ОГПУ по уничтожению «остатков враждебных классов», нали­чие которого подтверждается как совокупным количеством арестов и казней в этот период, так и способами осуществления операции. Все наиболее важные аресты и расстрелы его сотрудники произ­вели до лета 1933 г., т. е. до вступления в силу известного решения ЦК ВКП(б) от 8 мая, вводившего ограничения на применение мас­совых репрессий в стране. После чего карательная кампания пошла на убыль. Кроме двух крупнейших чисток специалистов и управлен­цев сельского хозяйства и офицеров-партизан-церковников, органы ОГПУ произвели также кадровые проверки на предприятиях и в уч­реждениях лесного хозяйства: управлениях, трестах, леспромхозах, лесозаводах, перевалочных базах и сплавных конторах, в ходе кото­рых было арестовано 325 человек во главе с инженером Е.И. Покров­ским из Крайплана2.
Параллельно были проведены изъятия на некоторых промышлен­ных предприятиях. В Томске на заводе «Металлист», где назревало волнение рабочих из-за невыплаты заработной платы за несколько месяцев, горком партии и ОГПУ обнаружили «законспирирован­ную вредительскую деятельность»3. В мае 1933 г. здесь арестовали 23 «участника повстанческой организации» под названием «Томский рабочий комитет»4.
«Повстанческую группу технического персонала» из 12 человек «социально-чуждых» в январе 1933 г. изъяли на Новосибирской бу­мажной фабрике. В нее входили технические руководители и специ­алисты предприятия, которые по оценке ОГПУ «готовили свержение советской власти». 14 апреля 7 человек из этой группы были расстре­ляны5.
О некоторых аспектах кампании «борьбы с вредительством» в пе­риод деятельности Алексеева, о целенаправленном характере этой операции сообщалось в материалах обвинения бывших руководи­телей органов ОГПУ в Сибири, составленных в ходе «бериевской
1 Там же.
2 Там же. Д. 17116. Т. 2-а. Л. 4-6.
3 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 504. Л. 36-40.
4 ГАНО. Ф. П-7. On. 1. Д. 462. Л. 214-215.
5 Архив УФСБ по НСО. Д. 1216. Л. 25.
127
чистки» 1939 г. СП. Попов, бывший начальник секретно-полити­ческого отдела ПП ОГПУ, а затем - начальник УНКВД Алтайского края, в частности, показывал: «Одновременно со следствием по делу белогвардейского "заговора" экономический отдел вел следствие по так называемому делу "заговора в сельском хозяйстве". Оно тоже от начала до конца фальсифицировано. Причем контингент арестован­ных в своем большинстве состоял из бывших красных партизан и ра­ботников сельского хозяйства. ...Между СПО и ЭКО шло активное соревнование в фальсификации следствия, координируемое Алексе­евым. В фальсификации следствия по делам "белогвардейского за­говора" и "заговора в сельском хозяйстве" принимали самое актив­ное участие специально созданные следственные группы в Томском, Барнаульском и Омском оперсекторах. В состав этих групп были включены следователи особо отличившиеся и известные как квали­фицированные фальсификаторы. ...По двум этим делам было аресто­вано только Барнаульским оперсектором и осуждено тройкой свыше 2500 человек. Жабрев как особо отличившийся сразу же был назна­чен Алексеевым начальником СПО ПП ОГПУ вместо Ильина, кото­рый был назначен начальником особого отдела ПП»1.

 
□ поре  а     ■           -«: зяй[ ! ее .г.-
НИ1- " "Г* ■
■ mm
- Vmu<
Образцы следственного подлога: оружие «заговорщиков»
2 июля 1933 г., когда чистка государственных учреждений и ор­ганизаций еще не была завершена, на совещании в крайкоме партии
1 Там же. Д. 3591. Т. 45. Л. 90-91. 128
Алексеев огласил общее количество арестованных «вредителей» в Западно-Сибирском крае за прошедшие полгода. Он сказал: «На протяжении последних пяти-шести месяцев, начиная с декабря меся­ца, арестовано по Запсиб краю примерно 15 тысяч человек, из них уже осуждено около 12 тысяч»1.
В числе тех, кто был арестован или уже расстрелян, значитель­ную часть составляли «бывшие», по выражению наркома юстиции Н.В. Крыленко - «человеческая пыль»2, люди уходящей эпохи: ин­женеры и техники, служащие государственных контор, ученые и пре­подаватели, специалисты многих отраслей экономики и управления. Их устранение из советских структур хозяйственной и общественной жизни являлось важной частью задачи общего переустройства в стра­не. Полномасштабная чистка 1930-1933 гг. позволила произвести ра­дикальное кадровое обновление многих советских учреждений, пред­приятий и организаций. После 1933 г. ОГПУ уже не производило изъятий «классово-чуждых» в таких масштабах. Оно лишь добирало уцелевших. Основные усилия переключались на новые категории на­селения и остатки «врагов» внутри правящей партии.
Идейные отступники
В тот же период, когда происходила коренная ломка экономи­ческой структуры страны, сопровождаясь уничтожением отдельных слоев общества, по новым меркам перекраивалась и сама партия. Из общественно-политической жизни устранялись последние элемен­ты оппозиции, за которыми стояли главные сталинские противни­ки - вчерашние фракционеры. Исключив из рядов ВКП(б) в 1927-1928 гг. беспокойных троцкистов, а затем удалив бухаринцев, сталин­ское руководство имело дело теперь только с послушным партаппара­том. Все его явные противники оказались в политической изоляции. Самые активные и влиятельные находились в тюрьмах или ссылке в отдаленных частях страны, а остававшиеся на свободе подверга­лись систематическим преследованиям. ОГПУ установило за ними
1 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 450. Л. 221. Стоит заметить, что всего в Сибир­ском крае на 1 октября 1929 г. в структурах земельных органов было учтено специалистов-аграрников (агрономов, экономистов, плановиков, животно­водов и др.) 4381 чел. Из них с высшим образованием - 922 чел., средним -1958 чел., низшим - 1501 чел. (ГАНО. Ф. 294. On. 1. Д. 613. Л. 105).
2 Крыленко Н.В. Формы классовой борьбы на данном этапе. М., 1933. С 13.
129
постоянное наблюдение, контролируя переезды, встречи, переписку. После XV съезда ВКП(б) всякая политическая деятельность вне пар­тии, любые контакты бывших оппозиционеров неизбежно вели либо в ссылку, либо в политизолятор.
В результате подавления фракционной борьбы на территории Си­бири и в других регионах страны сформировалась сеть политических колоний (не менее 56-ти мест), где по постановлению ОГПУ отбы­вали ссылку многие видные сторонники разгромленной оппозиции и рядовые (исключенные) члены ВКП(б). В Сибири в 1929-1930 гг. группы троцкистов распределялись по городам1: Новосибирск -Н.И. Муралов, М. Альтгаузен, М.С. Богуславский, М.И. Сумецкий, Клейтман; Томск - К.Б. Радек, Махлак, Цыкин, М.Я. Перцев, И. Ку­тузов, СИ. Ежов; Барнаул - Х.Г. Раковский, Л.С. Сосновский, Л. Вольфсон, О. Гершеван, 3. Певзнер, М. Гугель, Л. Червонобро-дов, Ф. Смирнова, О. Смирнова; Камень - А.И. Ломов, Б. Майзлин, В. Деисов, Л. Столовский, Н. Балмашев, Н. Баскаков; Минусинск -В.В. Косиор, И.Т. Смилга; Бийск - В.А. Тер-Ваганян, Меклер, И. Краскин, А.Г. Белобородое; Канск - Н. Дингельштедт, Л. Агранов­ский, В. Зайчук, И. Кузьминский, М. Шмидт; Славгород - Б. Лиф-шиц, Е.М. Гершберг, Ц. Соболь, М.Л. Максимов, М.С. Мирошников, И.В. Ромашко, П.Д. Сударкин; Мариинск - Эрке, Баян; Рубцовск -Дубинбаум, Абрамский, Михелович; Ачинск - Т.Н. Сафаров, Л.Г. Бруй, К.П. Мелнайс, М.И. Волковыская, М.Г. Городец, И.Г. Бар-кин, Н.П. Крюков; Тобольск - М. Шемис; Каинск - Н. Ефретов, Д. Ройтман, Я. Киевленко, Беркович, Соломин; Красноярск -В.Д. Енукидзе, С.Я. Кроль, Розенгауз, Сахновский, Гугель, А.И. Юд-кис; Улала - Танкилевич; Нарым - Альский, Эльцин, Сегаль; Тара -Бабашинский и другие.
С передачей лидеров и активистов троцкизма в руки ОГПУ была решена одна из главных задач в отношении оппозиции. Вслед за этим началась кампания «разложения» сосланных партийцев. Она представляла собой акции по разрушению связей между колониями ссыльных и устранению каналов, позволявших им получать инфор­мацию извне. ОГПУ стремилось не только внести раскол в полити­ческое единство троцкистов, но и ослабить простые человеческие контакты, из которых вырастала естественная солидарность людей в условиях изоляции. Для этого оно производило систематические перемещения ссыльных из одной колонии в другую, постоянно об­
1 По данным из источников: Архивов УФСБ по НСО. Д. 8437; УФСБ по Томской обл. Д. П-3526; ГАНО. Ф. 2. Оп. 2. Д. 294; и др.
130
новляя их состав. Вместе с тем ОГПУ усиленно насаждало секретную агентуру в среде ссыльных и таким образом получало полную инфор­мацию об их деятельности.
Основная цель, которую преследовало сталинское руководство, создавая политссылку для бывших фракционеров, добиться от них полного покаяния и признания правильности «генеральной линии ЦК». Это была своего рода индульгенция, которую бывший троцкист мог получить от партии для возвращения к обычной жизни и возмож­ного восстановления в рядах ВКП(б). Но у оппозиционеров, преиму­щественно молодых троцкистов, имелись свои принципы и отступать от них было не принято. На этой почве часто развертывалась острая борьба как с ОГПУ, так и между самими колонистами. Работникам ОГПУ приходилось прибегать к различным ухищрениям, создавать для ссыльных искусственные трудности, чтобы получить от них за­явление о раскаянии. В январе 1930 г., например, группа ссыльных «большевиков-ленинцев» из Каменской колонии подала в Сибкрай-ком ВКП(б) и руководству ОГПУ жалобу на местных чекистов, об­винив их в «колчаковских экспериментах» и издевательствах над ссыльными. Они писали, что окротдел ОГПУ исключительно в по­литических целях ввел новый, незаконный порядок регистрации и получения денежного пособия - являться не группой как обычно, а поодиночке. «Начальник отдела Шкитов, - сообщали ссыльные, -заявил: если добровольно не признаете правильности линии партии, я вас разложу». В порядке проведения этого жандармского способа -выдавить признание правильности генлинии - и затеяна Шкитовым явка поодиночке. ...Но только политические шарлатаны и отъявлен­ные враги рабочего класса могут думать, что такими полицейскими методами можно выжать большевистское признание генлинии»1.
Между тем сами троцкисты уже превратились в реликт минувшей эпохи. Их политические лозунги и догматика, пропитанные револю­ционным пафосом и классовой непримиримостью к «центризму» сталинской политики, выражали лишь идейную пустоту и органи­зационную беспомощность оппозиции. Утрата реальной почвы была особенно заметна в обстановке крестьянской Сибири, где ссыльные пытались защищать идеалы чистой «пролетарской диктатуры» от уг­розы «мелкобуржуазного перерождения». В одной из прокламаций, обнаруженной в Омском округе в июне 1928 г., троцкисты так обра­щались к крестьянам: «Есть те коммунисты, которые идут на ссылку из-за вас - это оппозиционеры, а потому, товарищи крестьяне, осте­
ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 467. Л. 117.
131
регайтесь идти за теми, кто проповедует буржуазную власть, они вас не спасут, а идите за оппозицией, поддерживайте оппозиционеров, они защищают вас». В листовке 7 ноября 1928 г. фракционеры об­ращались «ко всем рабочим, ко всем членам партии»: «Разоблачайте беспринципность центристского руководства. Требуйте немедленно­го прекращения нажима на рабочий класс! Требуйте решительного усиления темпа индустриализации... Организуйте отпор нэпману, ку­лаку и бюрократу»1.
В конце 1928 г. все политические ссыльные были лишены избира­тельных прав. На эту меру троцкистские колонии ответили скоорди­нированной акцией - потоком жалоб и заявлений в органы местной и центральной власти. Но сталинское руководство лишь продолжало оказывать нажим с помощью спецслужб. В одной из жалоб ссыль­ных Каменской колонии в апреле 1930 г., адресованной ЦК ВКП(б), Сибкрайкому и ОГПУ сообщалось, что «в ссылке "прижимы" и из­девательства сменяются почтовой блокадой, обысками, арестами, перебросками, расселением в глухие места одиночками, чтобы этим выдрать покаяние»2.
В январе 1929 г. ОГПУ выслало Троцкого из СССР и одновремен­но произвело арест 150 активных троцкистов и сапроновцев. Сталин­ское руководство придавало этим акциям столь важное политичес­кой значение, что сообщение об этом от имени ЦК было разослано в местные комитеты, а партячейкам рекомендовалось «проработать» их и «вынести соответствующее решение». С потерей Троцкого оп­позиция потеряла и свое знамя, свой символ непримиримой борь­бы. Теперь только лидеры из «второго эшелона», рассредоточенные по отдаленным городам страны, могли стать объединяющим ядром, иначе движение могло полностью утратить протестный потенциал. Но лидеры капитулировали раньше, чем все остальные фракционе­ры. Одним из инициаторов сдачи политических позиций выступил Радек.
Положение Радека в томской ссылке заметно отличалось в луч­шую сторону от положения остальных ссыльных его ранга. В то время как другие испытывали постоянную материальную нужду, перебиваясь случайными заработками, и переживали информацион­ную изоляцию, Радек пользовался всеми привилегиями партийно­го чиновника. Ему помогли устроиться преподавателем марксизма
1 ГАНО. Ф. П-2. On. 1. Д. 2927. Л. 90.
2 ЦДНИ ОО. Ф. 6. On. 1. Д. 196. Л. 11-13; ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 403. Л. 90.
132
для городского партактива, он получал многие важные документы, адресованные лишь узкому кругу партийных руководителей. «Мы, ссыльные троцкисты, удивлялись, как Радеку могли доверить препо­давание марксизма, - отмечал фракционер А.А. Дзенисевич. - Радек говорил мне, что к нему попадают секретные документы, предназна­ченные не только для членов ЦК ВКП(б), но и членов Политбюро». По мнению этого свидетеля, документы к Радеку поступали от секре­таря Сибкрайкома Сырцова, с которым поддерживалась постоянная связь. Тот же источник из окружения Радека рассказывал, что летом 1929 г., когда Сырцов получил назначение на пост председателя СНК РСФСР и готовился выехать из Сибири, он (Сырцов) неофициаль­но посетил Томск и около суток пробыл в квартире у Радека. «На следующий день Радек сам мне сказал, что Сырцов у него провел в беседе всю ночь. ...Чтобы избежать расконспирации своего приез­да, Сырцов лично направился на вокзал, купил себе билет и уехал в Новосибирск»1.
Весной 1929 г. Радек созвал «сибирскую конференцию оппози­ции» с участием периферийных представителей. «Конференция» проходила в Томске на его квартире. От Минусинска присутствовал Смилга, от Бийска - Белобородое, от Мариинска - Баян и Мальцев, остальные представляли Томскую колонию - Радек, Сергей Ежов, Петр Рочев, Аркадий Геллер, Михаил Сорокин, Михаил Белебей, Ан­тон Дзенисевич и Левин. Участники обсуждали лишь один вопрос -о дальнейшей борьбе со сталинским ЦК. Как позднее свидетельство­вал П. Рочев, «Радек и Смилга неожиданно внесли предложение о ка­питулянтстве». Их поддержали другие участники встречи. Против проголосовали Рочев и Левин2. Вскоре Радеку позволили покинуть Томск, а местные оппозиционеры, потеряв доверие к лидерам, тоже заявили о признании своих «ошибок» и благодаря этому заслужили право восстановиться в рядах ВКП(б).
После высылки Троцкого, а также потери других лидеров, пере­шедших, как Радек, в услужение к Сталину, в рядах фракционеров начался организационный распад. Их политическое движение стало представлять собой корабль без парусов. Ввиду того, что дальнейшая борьба утратила всякие перспективы, многие участники оппозиции стали испытывать сильные колебания. Перед ними встал крайне не­приятный выбор из двух возможных вариантов: либо выход из оп-
1 Архив УФСБ по Томской обл. Д. П-3526. Л. 52-52 (допрос Дзенисеви-ча А.А.).
2 Там же. Л. 22 (дело Рочева П.Н.).
133
позиции и полная капитуляция, либо - ссылка. Но была и еще одна альтернатива, носившая название «двурушничество». Она означала переход к своего рода раздвоению личности в интересах высшей по­литической цели, а именно - уступку существующему режиму в виде отказа от фракционной деятельности и одновременно тайное сохра­нение верности идеалам троцкизма. В глазах некоторых лидеров, в частности Н.И. Муралова, «двурушничество» считалось допусти­мым, но не правильным выбором; пойти на такой шаг считалось лишь исключительной, вынужденной мерой. В ходе последующих партий­ных чисток и арестов «двурушничество» станет одним из главных об­винений для каждого из бывших сторонников оппозиции.
Раскол и капитуляция оппозиции, несомненно, были достигнуты в результате активных действий сталинских спецслужб. Добившись «разложения» ссылки, ОГПУ направило усилия на другие участки фракционной борьбы. С 1930 г. его акции распространились на троц­кистских агентов, действовавших на свободе - разного рода коррес­пондентов и связных. В начале 1930 г. в Новосибирске ПП ОГПУ арестовало девять участников троцкистского подполья, «проводив­ших, - согласно обвинению, - работу по связи с колониями ссыль­ных троцкистов и по консолидации их рядов на позициях Троцкого и Раковского»1. В эту группу входили бывшие члены партии, исклю­ченные в 1927-1929 гг.: И.В. Сурнов, Ф.П. Сасоров, М.Я. Перцев, И.О. Пархомов, Я.А. Калнин, И.Н. Кузнецов, П.Е. Дароган, Н.Ф. Ко-ротков, М.Н. Иванова. Следствие по их делу продолжалось три ме­сяца. За это время шесть обвиняемых успели заявить о своем отходе от оппозиции, в результате только трое - Сурнов, Сасоров и Ивано­ва - были осуждены как члены «Сибирского троцкистского центра». В обвинительном заключении говорилось, что «особенно интенсивная деятельность со стороны Сурнова и Сасорова по колониям ссыльных оппозиционеров имела место в моменты отхода от оппозиции групп Радека, Смилги, Преображенского, И.Н. Смирнова, Богуславского и в период получения директивных писем Троцкого... Сурнов и Сасо­ров рассылали письма колеблющимся ссыльным троцкистам с фаль-сификационными фактами о «продолжающемся» перерождении пар­тийного руководства и требованием борьбы с ним. Для означенной переписки Сасоров располагал шифром, полученным им от ссыльно­го Ачинской колонии Козлова. ...Принимали непосредственное учас­тие в размножении и распространении среди колонистов этого заяв­ления (имеется в виду заявление Х.Г. Раковского, не поддержавшего
1 Архив УФСБ по НСО. Д. 8437. Л. 118. 134
капитуляцию Радека и других. - СП.)»1. По завершению следствия обвиняемые получили от Особого совещания по три года лишения свободы и были отправлены в Верхнеуральский политизолятор.
В феврале 1931 г. руководство ОГПУ информировало свой пе­риферийный аппарат о настроениях и активности ссыльных троц­кистов в связи с появлением новых писем и обращений Троцкого. В сводке сообщалось о «чрезвычайно усилившейся активности» ко­лоний ссыльных троцкистов в Средней Азии во главе с М.М. Иоффе, а также в Ялте и Сибири. «В Сибири, где работа ссылки активизиру­ется Раковским, Косиором и Мураловым, - говорилось в этом доку­менте, - усилилась переписка с Троцким, получение от него директив и указаний; такие же явления наблюдаются в Казахстане и на Урале.
К данному моменту во всех районах ссылки остается около 400 и в изоляторе около 150 непримиримых троцкистов. Свыше 1300 чело­век порвали с оппозицией, возвратились из ссылки и изоляторов и подали заявления о приеме в партию. По имеющимся у нас сведени­ям, более 40 % из возвратившихся троцкистов сохранили свои анти­партийные настроения, а некоторые из них, как установлено послед­ними арестами, проводили определенную работу по восстановлению троцкистской организации. ...Оперативными действиями в ночь на 26 декабря 1930 года и 5 января 1931 года изъяты группы троцкистов из бывших капитулянтов, располагавшие техникой...»2
Продолжая наблюдение за бывшими оппозиционерами и внося раскол в их среду посредством вербовки агентов, ОГПУ готовило но­вые аресты. К этому времени фигура троцкиста превратилась в фор­менное политическое пугало, которое выставлялось напоказ всякий раз, когда требовалось публично продемонстрировать верность «ге­неральной линии». В партийном лексиконе не было более подходя­щего слова для обозначения негодяя или врага партии, достойного лишь того, чтобы сидеть в тюрьме. Брань по адресу последователей Троцкого сделалась правилом любого собрания или официального выступления.
Главная роль в кампании разоблачений троцкистов, безусловно, принадлежала Сталину. В октябре 1931 г. пропагандистский аппарат ЦК ВКП(б) распространил «Письмо в редакцию журнала "Пролетар­ская революция"», в котором Сталин изображал троцкистов в облике самого опасного внутреннего врага. Он писал: «Некоторые больше­вики думают, что троцкизм есть фракция коммунизма, правда, оши-
1 Там же.
2 Из коллекции ГА РФ.
135
бающаяся, делающая немало глупостей, иногда даже антисоветская, но все же фракция коммунизма. ...На самом деле троцкизм давно уже перестал быть фракцией коммунизма. На самом деле троцкизм есть передовой отряд контрреволюционной буржуазии, ведущей борьбу против коммунизма, против Советской власти, против строительства социализма в СССР. ...Это факт, что подпольная антисоветская ра­бота троцкистов облегчила организационное оформление антисовет­ских группировок в СССР»1.
Для ОГПУ было достаточно любого проявления политической активности, чтобы оппозиционеров подвергнуть тюремной изоля­ции или высылке в отдаленные районы страны. В декабре 1931 г. был арестован ряд бывших троцкистов в Красноярске, среди них -бывший член ВЦИК и ВЦСПС, председатель профсоюза пищевиков С.Я. Кроль2. Причиной ареста послужила якобы «связь с местной ко­лонией ссыльных оппозиционеров» и «активная нелегальная фрак­ционная работа». Однако сам обвиняемый Кроль заявлял в своей жалобе, что «все, с начала до конца, является чистейшим вымыслом». «Верно лишь то, что я подписал вместе с другими товарищами оп­позиционерами, находившимися в ссылке в г. Красноярске, про­тест против гнусного обвинения т. Аграновского во вредительстве». В 1932 г., после возвращения из ссылки, Кроль вновь был арестован и вновь получил направление в ссылку, на этот раз вместе с 12 рабо­чими, заподозренными в «троцкистской агитации» на предприятиях Красноярска и среди красноармейцев3.
В начале 1930-х гг. политическая ссылка оставалась одним из главных выразителей протестных настроений в Сибири. Не толь­ко бывшие троцкисты, но ссыльные и других фракций создавали партаппарату и ОГПУ периодическое беспокойство распростране­нием нелегальных печатных изданий, подачей письменных протес­тов и жалоб, попытками агитации в рабочей среде. Всякий раз, как устранялась одна организованная группа, на ее месте появлялась другая. Очевидно, что меры, принимаемые ОГПУ, пока не создава­ли серьезных препятствий для фракционеров: наказание для них очень часто ограничивалось лишь тремя годами ссылки. Но такие сроки имели уже многие политзаключенные. Только в отношении наиболее непримиримых и активных подпольщиков ОСО назначало
1 Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. С. 98-99.
2 Архив УФСБ по Красноярскому краю. Д. 16785. Л. 20 (дело Кроля С.Я. и др.).
3 Там же. Д. 9773. Л. 210; ГАКК. Ф. 384. Оп. 2с. Д. 45. Л. 2. 136
3 или 4 года лишения свободы. В феврале и марте 1934 г., например, в Енисейской ссылке Восточно-Сибирского края ОГПУ произвело арест сразу 21 бывшего троцкиста, из которых четверо проходили как «децисты». Причиной ареста послужило «оживление политической деятельности» ссылки, вызванное «приездом из Верхнеуральского политизолятора группы активных троцкистов» - Г.М. Бабинского, Ю.М. Вестеля, Ю.А. Азагарова (Гринблат) и др. Троцкисты распро­страняли нелегальные письма, «посвященные международному по­ложению СССР», обсуждали вопросы голодовки, помощь заключен­ным и сосланным. Постановлением ОСО двое организаторов этой деятельности - А.П. Казлас и Ю.А. Азагаров - были приговорены к 3 годам лишения свободы, остальные - к ссылке на тот же срок1.
В этот же период в Москве и ряде других городов страны про­изошло несколько важных внутрипартийных разоблачений. В ру­ководящем составе московской парторганизации ОГПУ раскрыло «группу Рютина», а затем - группу правых из «бухаринской школы», «антипартийную группировку Эйсмонта, Толмачева и других». Как показали дальнейшие события, наибольшую опасность для Стали­на представляли рютинцы. За чтение и хранение составленной ими «платформы», содержавшей развернутую критику сталинского ре­жима, была установлена уголовная ответственность. Проведенная в Москве проверка смогла убедить ее организаторов, что сторонники Рютина, знакомившиеся с его «платформой», имелись и в местных организациях. После этого началась кампания исключений из партии и арестов под видом «разоблачения политического двурушничества».
Кампания имела свои последствия и в Сибири. В конце 1932 и начале 1933 г. аппарат ОГПУ провел специальное расследование, в ходе которого были обнаружены «последыши» рютинцев в Ново­сибирске, в краевом управлении статистики и Крайплане. В число подозреваемых входили бывшие «красные профессора», экономисты и публицисты, высланные из Москвы в 1928-1929 гг. за поддержку бухаринцев или троцкистов: Н.К. Солоницын, С.Я. Эдельман, Рейх-баум, Мирошников, Я.Ю. Харит, Воропаев, Ф.А. Хоробрых и другие (в материалах ОГПУ они именовались «особоучетниками»). Запад­но-Сибирский крайком ВКП(б), организовав вокруг их «дела» шум­ную политическую кампанию, исключил их из партии и снял с ответ­ственных постов2. Четверо «двурушников» - В.В. Кузьмин, К.К. Ка-царан, Г.И. Раевич и И.В. Юдалевич, а также ссыльный А.Н. Слеп-
1 Архив УФСБ по Красноярскому краю. Д. П-12916 (дело Казласа А.П.).
2 ГАНО. Ф. П-20. On. 1. Д. 164. Л. 142.
137
ков - были арестованы и заключены в следственный изолятор. В ходе их допросов ОГПУ настойчиво пыталось получить призна­тельные показания о существовании в Сибири организованной еди­ной оппозиции в форме «Сибирского центра», созданного выслан­ными из столицы лидерами, но выявило лишь факты частных встреч и малозначительных разговоров между бывшими оппозиционерами. Из наиболее существенных показаний, полученных от Кацарана (следствие по Кузьмину и Слепкову велось в Москве), удалось ус­тановить туманную картину «деятельности двурушников», на осно­вании которой дальнейшее расследование не могло получить широ­кого развития. Кацаран, в частности, рассказал следователям СПО СП. Попову и И.Д. Ильину о трех «совещаниях» в Новосибирске:
«Летом 1928 г. у Богуславского присутствовали: Кроль, Сумец-кий, Сасоров и кто-то другой. Обсуждались перспективы развития страны и задачи оппозиции, а также как себя вести. Другое собрание состоялось перед высылкой Троцкого, в самом конце 1928 г. или в ян­варе 1929 г., опять у Богуславского, в присутствии Муратова, Кроля, Сумецкого, Сасорова, Клейтмана и, возможно, Сурнова. Обсужда­лись вопросы тактики борьбы против возможной высылки Троцкого. Запомнилась растерянность... Не помню кто, выдвинул предложение остановить водопровод и электростанцию в Москве путем забастов­ки. Предложение поддержки не нашло. ...Решено было написать воз­звание к членам партии и рабочим. Поручили мне составить проект, но он был затем забракован. Я видел потом листовку, подписанную Преображенским и другими. Около этого времени мне стало извест­но, что, кажется, в "Пролет-кино" было разбросано воззвание. Кто разбрасывал и кто автор текста - не знаю. Но уверен, что - Сибир­ский центр, это явствовало из разговоров, хотя и косвенных». Каца­ран отметил также, что лидеры оппозиции и их сторонники - Богус­лавский, Муралов, Сумецкий и другие - большое значение придава­ли обслуживанию ссылки: они постоянно встречали проезжавших, оказывали им моральную поддержку, выдавали директивы. «Новоси­бирск был пунктом, где проходили все, и потому здесь было основное ядро центра. Главная задача - договориться о связях и поддержать колеблющихся»1.
По итогам следствия все обвиняемые по делу «контрреволюци­онной организации правых» во главе с А.Н. Слепковым были приго­ворены Особым совещанием ОГПУ к наказанию в виде трех лет ли­шения свободы, которое в 1934 г. им заменили ссылкой.
1 Архив УФСБ по НСО. Д. 9625. Л. 34. Т. 4. Л. 49-50 (дело Кацарана К.К.). 138
В ряду аналогичных разоблачений ОГПУ стояло также дело «Все­союзного троцкистского центра» 1933-1934 гг., почти целиком пост­роенное на материалах, полученных из Сибири. Несмотря на гром­кое название, в «центре» не было ни одной сколь-нибудь известной личности, действительно способной играть заметную политическую роль. Из 39 арестованных большинство представляла партийная мо­лодежь, отбывавшая сибирскую ссылку за участие в оппозиции, и тут же были совершенно случайные люди, которых ОГПУ взяло, очевид­но, лишь для создания видимости широты «работы» оппозиции1.
Если привлечение ссыльных к делу «Всесоюзного троцкистского центра» еще могло иметь какие-то основания, то причастность к нему четырех работников Новосибирского завода «Труд» - К.Т. Фонасова, М.Е. Дюмина, М.Я. Блохина и А.Е. Михайлова - базировалась на от­кровенной и грубой подтасовке. Причиной ареста этих людей послу­жила их «троцкистская вылазка» на заводском собрании, о которой в ОГПУ сообщил секретарь Октябрьского райкома Р.П. Семенихин. «Сигнал» секретаря содержал утверждение о том, что Фонасов, «в за­маскированной форме, целым рядом намеков, недоговоренностей -вроде таких заявлений: наш завод выполнил только 82 процента промфинплана, он катится назад... - пытался дискредитировать пар­тийное руководство завода».
«Блохин также вел линию на дискредитацию руководства, обви­няя директора завода т. Самцова, секретаря партколлектива Василь-кова и председателя завкома Дмитриева в самоснабжении, Василько-ва и Дмитриева - в пьянстве и связи с классово-чуждыми элементами. ...23 декабря по поводу выступления Фонасова мною было сообщено в ПП ОГПУ... За троцкистскую контрреволюционную подпольную работу Фонасов и Блохин 29 декабря были арестованы»2.
В этом, как и других «делах» подобного рода, присутствует одна немаловажная деталь: ОГПУ систематически громило партийные «низы», непременно выдвигая им обвинение в связях и поддержке лидеров троцкизма - Раковского, Муралова, Косиора, Богуславско­го и других, - однако сами лидеры оставались в неприкосновенности и даже занимали довольно высокие ответственные посты в советских и хозяйственных органах. Сталин, вероятно, еще не решался покон­чить со старыми авторитетами - главными критиками его полити­ки. Он готовил им другие «преступления» и другой вид наказания за прошлую деятельность.
1 См.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 12. С. 84-93.
2 ГАНО. Ф. П-22. Оп. 3. Д. 423. Л. 48-49.
139
По мере развития политических преследований против бывших фракционеров в сферу «борьбы с троцкизмом» постепенно вовле­кались новые действующие лица и организации. Особым объектом кампании «политической бдительности» и поиска «троцкистской за­разы» стали учебные заведения. В 1932-1933 гг. в институтах и тех­никумах Сибири партаппарат совместно с ОГПУ провел целую се­рию «обследований», предавая огласке десятки «замаскированных двурушников» и «примиренчески настроенных к троцкизму» студен­тов. Самые крупные разоблачения затронули вузы Томска, где сфор­мировалось несколько самостоятельно мыслящих групп партийной молодежи в горном и педагогическом институтах (Муранов, Берего­вой, Агеев и др.). После длительного застоя в «идейном воспитании» горком ВКП(б) обнаружил здесь вопиющие факты «разлагательской работы», на которую дирекция не обращала достаточного внимания. Было установлено, что в то время как одни студенты устраивали постоянные пирушки, «на которых декламировались стихи Есени­на, рассказывались контрреволюционные анекдоты, зачитывались троцкистские документы», другие «не сообщили и не приняли мер по разоблачению этой троцкистской группировки»1. «Вскрылась» так­же связь части молодых людей с нарымской политической ссылкой. В итоге дело было передано ОГПУ.
В октябре-декабре 1933 г. аналогичные «троцкистские группы» обнаружили в вузах Новосибирска - плановом и торгово-товаро-ведческом институтах. «Контрреволюция» здесь была того же толка: «Индивидуальная обработка неустойчивых студентов, провоцирова­ние контрреволюционных вопросов на общих собраниях и учебных занятиях, распространение анекдотов, надписи в различных местах, вывешивание портретов Троцкого»2. Наличие этих материалов дало основание ОГПУ произвести аресты. В обоих институтах было взято 18 человек студентов и преподавателей. По решению ОГПУ часть из них осудили на три года лишения свободы, а других - к ссылке на такой же срок3.
В 1934 г. «ликвидацию» произвели в медицинском и педагогиче­ском институтах Омска. Местные студенты, как установило след­ствие, на политзанятиях «под видом вопросов протаскивали явно
1 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 375. Л. 1-7. См. также опубликованные об этом документы: Уйманов В.Н. Репрессии... Приложение. С. 305-314.
2 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 620. Л. 52.
3 Там же. On. 1. Д. 600-а. Л. 70-72. Архив УФСБ по НСО. Д. 11959. Л. 29.
140
контрреволюционные троцкистские установки». Еще одну «группи­ровку» из числа курсантов изъяли в пехотной школе1.
В списке тех политических групп, которые органы ОГПУ-НКВД периодически громили в 30-е годы в Сибири и ряде других регионов страны (Москва, Ростов), особое место занимала «рабочая оппози­ция». Это была одна из самых сплоченных и независимых организа­ций, символ революционной стойкости и единства рабочих в борьбе с властями. Группировка действовала в Омске с января 1927 г., опира­ясь в основном на поддержку рабочих железнодорожного узла и па­ровозоремонтного завода им. Рудзутака. Для ее лидеров, тоже рабо­чих - С.Н. Баринова, М.А. Вичинского, Г.Н. Пантелеева, В.Н. Журав­лева, С.А. Шулего - систематические слежки ОГПУ, аресты и ссылки были частью их повседневной жизни, но это не мешало им при вы­ходе на свободу вновь и вновь возрождать организацию, привлекая сторонников из рабочей среды. Организация отстаивала принципы рабочей демократии, распространяла на собраниях и в частных бе­седах идею «новой рабочей революции» и республики свободной от «советской буржуазии». Она также защищала лозунги борьбы за независимость профсоюзов, выборность дирекций фабрик, трестов и синдикатов, за тайное голосование при выборах.
Первые аресты в омской организации «рабочей оппозиции» ОГПУ произвело в начале лета 1927 г.2 В предъявленном обвине­нии говорилось, что группа в составе В.Е. Тарасова, В.П. Кагина, Г.М. Кузьменко и С.А. Шулего распространяла оппозиционные ма­териалы, размноженные на специально сделанном для этой цели шапирографе, «по ячейкам ВКП(б) и райкомам округа рассылала почтой обращения с призывом к активной работе членов ВКП(б) в пользу оппозиции, поддерживала связь с Москвой в лице некоего Максимова и с Новосибирском - в лице члена партии Круссера». По постановлению Особого совещания ОГПУ четверо обвиняемых были приговорены к 3 годам ссылки в областях европейской части СССР.
В конце 1920-х гг., несмотря на преследования, «рабочая оппо­зиция» имела свой «окружком» в г. Ленинске-Омском и «райком» в Ново-Омске, вела активную работу на заводе «Красный пахарь», в строительном тресте и на электростанции.
1 ЦДНИ ОО. Ф. 17. On. 1. Д. 228. Л. 44.
2 Архив УФСБ по Омской обл. Д. 57670. Т. 2. Л. 1 -13 (дело Тарасова В.Е., Шулего С.А. и др.).
141
Как центральные, так и региональные органы власти были хорошо информированы о действиях омских фракционеров. Секретарь кол­легии СибКК М.И. Ковалев сообщал в ЦКК Шкирятову, что оппо­зиционеры проводят «активную пропаганду среди рабочих предпри­ятий» и создали шесть групп «различных недовольных элементов» по 3-5 человек каждая, а также «установили связь с Москвой, регу­лярно информировали о своей работе, посылали различные сведения о настроениях рабочих»1.
В августе 1929 г. актив «рабочей оппозиции» (столяр М.А. Вичин-ский и др.) вновь был арестован. Спустя год изъяли еще часть органи­зации - группу Иванова, Пантелеева, Волкова2.
Завершающий удар оппозиции ОГПУ нанесло в июле 1934 г. и ян­варе 1935 г., после того как вернувшиеся из лагерей и ссылки Бари-нов, Шулего и Глазунов попытались возобновить деятельность своей организации. На предприятиях Омска и среди железнодорожников было арестовано 42 человека. Их лидеров ОГПУ связало с каким-то уголовным преступлением, а затем расстреляло3.
Группа «рабочей оппозиции» стала последним реальным проявле­нием организованного политического противостояния режиму в ус­ловиях Сибири. Однако малочисленный состав этой организации и постоянные преследования со стороны властей не позволили ей консолидировать сколь-нибудь значительные общественные силы. Так же как и другие независимые организации, она сошла с полити­ческой арены, оставив наиболее яркий след в истории борьбы за по­литическую свободу и права трудящихся.
В конечном счете акции ОГПУ-НКВД привели к полному пре­кращению деятельности фракционеров и оппозиционных групп, ко­торые еще сохранялись в сибирской ссылке, либо стихийно возникали в молодежной среде как результат недовольства политикой властей в конце 1920 - начале 1930-х гг. Целый ряд сторонников оппозиции, остававшихся на свободе, подвергся арестам с последующей тюрем­ной изоляцией. Свою роль сыграли также чекистские меры по раско­лу политссылки и снижению ее влияния на местах, по ликвидации «троцкизма» в среде учащейся молодежи. Протестная деятельность ссылки постепенно угасала и в середине 1930-х гг. исчезла вместе с ее обитателями.
1 ГАНО. Ф. П-6. Оп. 4. Д. 33. Л. 68.
2 ЦДНИ ОО. Ф. 17. On. 1. Д. 228. Л. 43.
3 Там же. Л. 54.
142
Операции в национальных районах
Каждый из народов, больших и малых, понес в эпоху сталинизма многочисленные жертвы, и в этом смысле участь у всех была общая. Но каждый прошел трагический путь по-своему и имел свой соб­ственный опыт взаимоотношений с тиранией. На протяжении 1920-х гг. многие малые народы, населявшие обширные пространства Сибири, существовали, редко замечая присутствие советской власти1. Их образ жизни и повседневные занятия оставались столь же патри­архальными, какими были в дореволюционную эпоху. Центральная большевистская власть не нуждалась в особых мерах управления этими окраинами, поэтому малые народы сохраняли многие черты автономного развития. Положение резко изменилось с переходом к насильственной коллективизации. Начиная с 1930 г. в атмосфере яростной борьбы с «классовыми врагами» в деревне было разверну­то наступление и на привилегии национальных меньшинств. Эко­номический потенциал автохтонных народов, как и ресурсы прочих «зажиточных элементов» страны, сталинское руководство рассчиты­вало использовать в качестве источника промышленного освоения новых территорий и создания крупных объектов индустрии. В ре­зультате масштабных конфискаций, попыток обобществления иму­щества и внесения внутреннего раскола в среду малых народов даже в самых отдаленных районах Сибири вызревали конфликты и раз­ногласия с властями такой остроты, что для их погашения режиму пришлось в ряде случаев использовать вооруженную силу. Один из наиболее трагических эпизодов сталинской национальной полити­ки, связанный с малыми народами Сибири, произошел на Крайнем Севере, в зоне строительства Норильского горно-металлургического комбината.
1 В одном из отчетов комиссии ЦК ВКП(б) и Восточносибирского край­кома в августе 1932 г., в частности, отмечалось: «Работа Туруханского РИКа по советизации края в прошлом сводилась исключительно к посылке в ту­земные районы инструкторов, которые одновременно выполняли обязан­ности милиционеров и брали поручения от торговых организаций, больше интересуясь этой последней работой, чем своими прямыми обязанностями. Вся их работа по инструктированию тузриков и тузсоветов (в то время - ро­довых советов) сводилась к подмене местных советских органов, к изучению и обследованию, не оказывая никакой реальной помощи в практической деятельности и не оставляя после себя никаких следов...» (РЦХИДНИ КК. Ф. П-35. Оп. 1.Д. 10. Л. 1).
143
В 1930 г. на огромной территории Таймырского полуострова, в ос­новании которого начал создаваться гигант советской индустрии и крупный торговый порт Дудинка, проживало всего 9 тыс. жителей. Большинство из них составляли кочевые народы тундры - долганы, ненцы, юраки, якуты, эвенки. Расширяя влияние государства для ак­тивного освоения богатств края, руководство СССР в декабре 1930 г. образовало здесь Таймырский (Долгано-Ненецкий) национальный округ с центром в Дудинке, а к югу от него - Эвенкийский нацио­нальный округ (центр - пос. Тура) с около 5 тыс. жителей, преиму­щественно эвенками и якутами. С этого периода в районах Заполярья стали формироваться структуры советской власти и управления, уве­личился приток новых людей - работников заготовительных, торго­вых, административных и партийных организаций. Вместе с новыми учреждениями появились и «классовые» конфликты. В 1929 г. в тунд­ре Таймырского полуострова, в Булунском и соседних с ним районах, были изъяты первые противники режима - «анабарские кулаки»1.
Новые хозяева региона активно распространяли свое влияние на все сферы жизни аборигенного населения. Им требовались тыся­чи оленей для перемещения людей и грузов, они скупали пушнину и оленьи кожи для отправки за границу, не заботясь о своевременной оплате за товар, вводили неизвестные до сих пор налоги и сборы. Кон­такты с местным населением становились все более и более тесными. Основные потребители услуг тундровых оленеводов - организации Таймырского округа - занимались перевозкой грузов от порта Ду­динка в отдаленные фактории. Однако ни за 1929, ни за 1930 г. деньги местным возчикам уплачены не были. В одной из сводок сообщалось: «В перевозках участвуют олени бедноты и батрачества. В 1930 г. для переброски грузов требовалось 8 ООО оленей (2 ООО пар по 4 оленя). При перевозке грузов от истощения, большой пурги, бессменности в пути в 1300 километров, отсутствия мхов на перегоне Дудинка -Пясино гибнет до 20 % оленей. В результате перевозок некоторые бедняки остаются фактически без оленей»2.
В течение 1931 г. советские администраторы принудительно объ­единили оленеводов-кочевников в 13 колхозов и два совхоза, изъяв у них не только значительную часть оленей, но и средства для охоты и ведения личного хозяйства - ружья, сумки, собак, транспортные средства. Краевая партийная комиссия, изучавшая случаи «переги­бов» в ходе обобществления, отмечала, что мероприятия по коллек­
1 ЦХИДНИ КК. Ф. 28. Оп. 3. Д. 23. Л. 14.
2 ГАНИ ПО. Ф. 128. On. 1. Д. 289. Л. 25.
144
тивизации в районах Севера сопровождались также «избиениями националов» и всевозможными издевательствами над ними1. По­ложение обитателей тундры достигло наибольшей остроты весной 1931 г., когда власти предприняли попытки разрушить родовые связи и обособить слой зажиточных кочевников, введя для них целую се­рию повинностей и ограничительных мер: режим двойных цен при продаже товаров «кулакам», лишение кредита, «культсборы», на­логовое самообложение, лесозаготовки, поставку оленей для грузо­перевозок и подвод, заготовку дров для учреждений, обязательную подписку на государственные займы, увеличение штрафов и некото­рые другие. К категории «кулаков» были причислены не только ско­товоды, обладавшие оленьими стадами, но и шаманы. Кроме того, по решению СНК СССР обязательной нормой для населения тундры стали «твердые задания» на поставку пушнины государству и оленей для создаваемых совхозов. На этом основании зимой 1930—1931 гг. агенты-заготовители и уполномоченные принудительно изъяли у ко­чевников 40 тыс. оленей, а следующей зимой - еще несколько тысяч голов2. В ходе последующей проверки было установлено, что «расчет за закупленных оленей производился в очень ничтожной сумме на­личными деньгами; до 25 % оплачивалось облигациями госзаймов, на остальную сумму выдавались долговые обязательства заготовитель­ных организаций»3.
Произвол заготовителей и уполномоченных довел, наконец, мест­ное население до крайнего возмущения. В январе 1932 г. члены трех туземных советов - Авамского, Вадеевского и Таймырского - обра­зовали коалицию для вступления в переговоры с властями. Они за­явили, что не допустят ареста соплеменников, объявленных кулака­ми, а также потребовали от властей освободить население тундры от налогов, отменить контрактацию оленей и «твердые задания». Свои требования они подкрепляли намерением прибегнуть к вооруженно­му сопротивлению, если аресты, обыски и конфискационные меры не будут остановлены. Организацию народного сопротивления воз­главили председатели и члены тузсоветов - якуты и долганы: К. Чар-ду, Р. Бархатов, А. Попов, Лазарев, Необутов, Дьяконов. Их активно поддержало практически все коренное население Таймыра. Таким образом, протест тундры с первых же шагов принял организованный, сплоченный и решительный характер.
1 ГАНИ ИО. Ф. 123. Оп. 13. Д. 55. Л. 42.
2 ЦХИДНИ КК. Ф. 28. Оп. 2. Д. 8. Л. 9.
3 ГАНИ ИО. Ф. 128. On. 1. Д. 289. Л. 12.
145
Местные руководители не сразу оценили размеры сопротивле­ния и потенциал его поддержки. Поскольку до сих пор уступчивость, терпение и традиционное миролюбие северян не давали поводов для беспокойства, они решили не уступать требованиям протестующих и никаких переговоров не вести. 14 февраля Таймырский окружком ВКП(б) принял постановление: «Считать невозможным какой бы то ни было уступки этому выступлению», а затем последовало реше­ние - «ликвидировать кулацкую группировку в самоедском совете»1. Из Дудинки в район сопротивления (Авам и Хатанга) был направлен отряд вооруженных советских работников. Еще часть боевых групп, вооруженных на скорую руку, удалось набрать из числа партийно-комсомольских активистов в небольших тундровых поселках.
В апреле развернулась боевая операция. Рассредоточившись груп­пами по 3-4 человека, присланные работники направились вглубь тундры, в туземные советы с задачей «проведения организованного налета на кулаков, изъятия организаторов, выполнения всех заданий кулаками и ареста кулаков». Но, вероятно, они переоценили свои силы. В течение нескольких дней в ходе оружейных перестрелок и по­пыток захвата «кулаков» было убито 23 советских работника. После этого отряды активистов отступили в поселок Волосянка и заняли там оборону. Однако повстанцы не стали преследовать противника. Не встречая сопротивления, они заняли Хатангу и теперь под их кон­тролем оказался большой район Севера в составе Авамского и Ха-тангского районов, где никакой власти, кроме их собственной, больше не существовало. Вместе с тем они ясно осознавали, что их победа не может завершиться одним актом отпора притеснителям и что вскоре потребуется найти компромисс с властями или понести неизбежное наказание. В создавшейся обстановке они решили искать посредни­чества и защиты во внешнем мире. 24 апреля от лица всех повстанцев руководители мятежников составили телеграфное обращение «ко всем европейским державам», в которой содержалась просьба «удер­жать руки властей от несправедливого расправы», «помочь туземцам и освободить их от русского угнетения». Одновременно с телеграм­мой были подготовлены примирительное письмо во ВЦИК с копией Таймырскому окрисполкому2. План повстанцев состоял в том, что­бы телеграмму доставить на остров Диксон, где действовала мощная
1 ЦХИДНИ КК. Ф. 28. On. 1. Д. 4. Л. 5; ГАНИ ИО. Ф. 128. On. 1. Д. 289. Л. 29.
2 ГАНИ ИО. Ф. 128. On. 1. Д. 289. Л. 33; См. также: Трошев Ж. Таймыр­ская трагедия // Чекисты Красноярья. Изд. 2-е. Красноярск, 1991. С. 243.
146
широковещательная радиостанция, и оттуда распространить текст в эфир. В далекий путь с телеграммой отправился один из руководи­телей восстания, шаман Роман Бархатов. Ему предстояло преодолеть на оленях несколько сот километров. Но добраться до цели посланцу не удалось: он погиб в пути при не выясненных обстоятельствах.
В течение нескольких месяцев власти не могли взять полностью положение в свои руки. Рассыпавшихся по тундре повстанцев невоз­можно было ни разоружить, ни захватить в плен, не объявляя войны всем остальным кочевникам. Поэтому временный компромисс стал единственным выходом из создавшегося конфликта. В конце июля
Телеграмма содержала следующий текст: «ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ! Пле­мена малых народностей по Таймырскому полуострову, год тому назад орга­низованные Советским правительством в самостоятельный округ, с первых дней начали испытывать всю тяжесть нажима от мероприятий диктатуры пролетариата. Прикрываясь программой Коминтерна по национальным вопросам, русские власти округа, пользуясь некультурностью аборигенов Севера, повели произвол великодержавного шовинизма без предваритель­ного изучения экономики туземного хозяйства и разъяснительной работы. Несмотря на свою оторванность от массы, местные власти произвели среди промышленников, оленеводов, непонятное для тундры классовое рассло­ение и этим самым вызвали вражду между сородичами. Вековые традиции племен были позорно смяты. Социальная реконструкция туземных хозяйств начала проходить, как в центральных частях Советской России. Моральное угнетение, наложение непосильных налогов, платежей, твердых заданий по пушнине, далеко превосходящих действительную добычу пушнины, унич­тожение свободы религиозных убеждений, частые разъезды русских воору­женных групп, с оскорблением гуманитарных чувств населения - вызвали открытое негодование, протест населения выразившийся восстанием, охва­тившим в данный момент Хатангский, Авамский районы, Ессей (Илимпий-ского района Эвенкии) и часть Якутии, общим числом более 5 тыс. людей. Расправа с восставшими превзошла все границы. Не щадя детей, на рассвете, 21 апреля с. г., русские открыли огонь по туземным мирным жилищам. Полу­чив единодушный отпор нашей стороны, русские опять стягивают военные силы и, пользуясь всеми техническими средствами, опять хотят двинуться на туземцев. Во имя всемогущего Бога, мы, угнетенные племена Таймырского полуострова, с мольбой обращаемся ко всем Европейским державам о защи­те и удержании руки властей от несправедливой расправы. Нам хорошо из­вестна цивилизованная забота Европейских держав о своих племенах. Через громадные пространства мы, туземцы Русского Севера, протягиваем к вам руки с твердым убеждением, надеждой получить помощь в самое ближайшее время. По поручению туземных племен Таймыра, руководитель движения, Р. Бархатов. 7 мая 1932 г.» (http://www.memorial.krsk.ru/Articles/Taimyrl932. htm).
147
1932 г. Таймырский окружком ВКП(б) дал местным работникам сек­ретные указания: «Изъятие оперирующих в тундре руководителей банды - Баранкина, Попова, Чарду, Дьяконова, Необутова, Лазарева и других - возможно только путем организации общественного мне­ния против них. ...Арест производить весьма осторожно, не допуская его в первые дни появления участвующих в банде, стараясь довести до окончательной сдачи всего оружия повстанцами. Запретить нар­суду в Аваме судить лиц за участие в банде или причастных к ней»1.
Постепенно беспорядки были погашены. Многие кочевники доб­ровольно сдали оружие. Осенью ОГПУ удалось захватить и предать собственному суду мятежных авторитетов из числа председателей тузсоветов и примкнувших к ним русских торговых людей (С. Ба-ранкин). Но после их ареста властям пришлось пойти на значитель­ные уступки населению. В районах волнений были отменены обре­менительные налоги, перестали выявлять и учитывать «кулаков», вернули пострадавшим часть их имущества, восстановили некото­рые права старейшин, прекратили также принудительно отправлять из тундры детей в школы. Решением крайкома партии от работы на Севере отстранили наиболее одиозных «перегибщиков». Увеличили и штат милиции. Завершить коллективизацию в этом районе полно­стью удалось лишь к концу 1930-х гг.
Описанный инцидент в тундре Таймыра был не единственным эпизодом экстремистской политики сталинизма в отношении абори­генов Сибири. Аналогичные события такого же свойства, но с други­ми последствиями произошли в Эвенкийском национальном округе. Как и на Таймыре, местные руководители здесь (окружком ВКП(б) -Родин и И.Ф. Первухин), в стремлении выполнить решение прави­тельства и завершить коллективизацию в течение 1932 г., прибегли к конфискации имущества, обыскам, угрозам и поборам с населения -якутов и эвенков. Однако грубые насильственные действия исполни­телей получили неожиданный резонанс. В разгар конфискационной кампании весной 1932 г. население двух самых отдаленных районов Эвенкии - Ессея и Кирбея - почти в полном составе перекочевало на территорию соседней Якутии, посчитав, что там «лучшая власть»2. В округе таким образом было существенно подорвано развитие ос­новной отрасли экономики и утрачена доля пушного заготовитель­ного рынка. Виновниками массового исхода кочевников признали
1 ЦХИДНИ КК. Ф. 28. On. 1. Д. 4. Л. 22.
2 ГАНИ ИО. Ф. 123. On. 1. Д. 555. Л. 446.
148
руководителей округа. Спустя несколько лет, в период Большого тер­рора, часть из них репрессировали.
В августе 1932 г. вопрос о положении северных народов в связи с допущенным произволом рассматривался в высшей партийной инстанции - на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б). В результате было вынесено секретное постановление за подписью Сталина «Об извра­щениях политики партии на Крайнем Севере», в котором виновни­ками «преступных перегибов» объявлялся ряд хозяйственных орга­низаций (Оленеводтрест и Союзохотцентр), создавших задолжен­ность перед единоличниками и колхозами за изъятых оленей, а так­же давших «недопустимые директивы в области коллективизации». Эти «перегибы», утверждало постановление, «были использованы кулацко-шаманскими элементами в своих антисоветских целях, что особенно ярко выразилось в Таймырском округе Восточно-Сибирс­кого края». От имени ЦК ВКП(б) «нарушителям» объявили строгий выговор. Утвердив это постановление Оргбюро и прилагаемое к нему письмо-предупреждение местным организациям о «недопустимости перегибов», Политбюро разослало их в обкомы и крайкомы северных и восточных территорий страны - Ленинградский, Уральский, Якут­ский, Северный, Западно-Сибирский, Восточно-Сибирский и Даль­невосточный1.
Операции карательной машины в национальных районах в начале 1930-х гг. имели в основном однородное происхождение: они явля­лись отражением исключительно политических процессов и заключа­ли в себе конфликт общественных сил с деспотическим государством; национальные (этнические) аспекты в них не играли самостоятельной роли. Однако в одном случае действия режима перешли границы со­циально-политических проблем, придав конфликту на почве коллек­тивизации специфический национальный характер. Это было острое столкновение с российскими немцами, в результате которого режиму потребовалось организовать полномасштабную этническую чистку.
Немецкий анклав в Сибири сформировался в XIX - начале XX в. в результате крестьянских переселений из поволжских и южных гу­берний России. По данным ОГПУ, очевидно наиболее полным, в 1934 г. граждане немецкой национальности проживали в 26 районах края, в одном из которых, носившем название Немецкий, они составляли большинство. Здесь была образована своего рода автономия с адми­нистративным центром в поселке Гальбштадт (Halbstadt). Основные немецкие колонии находились в районах Славгорода и Омска.
1 См.: ГАНО. Ф. П-3. Оп. 5. Д. 32. Л. 1-4.
149
Таблица 1*
Немецкая диаспора в Западной Сибири в 1934 г.

Районы Число хозяйств Число жителей  
Немецкий 3305 13 877  
Щербакульский 1933 8194  
Любинский 1556 5825  
Исилькульский 1015 4753  
Остальные 22 р-на 4201 26 348  
Всего: 12 010 58 997
* Составлено по: ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 595. Л. 1.
Для Политбюро и ОГПУ проблема российских немцев стала при­обретать серьезное значение уже в конце 1920-х гг. в связи с переме­ной аграрной политики и началом коллективизации деревни. Пос­ледствия переустройства в сельском хозяйстве были таковы, что не­мецкие поселки не смогли избежать всеобщего разорения, в результа­те чего их население обратило взоры к исторической родине. Каналы эмиграции в то время оставались еще относительно свободными, по­этому сотни немецких семей из Сибири предпочли воспользоваться правом выезда в Германию и другие страны. Вслед за выехавшими стали готовиться покинуть советскую Россию тысячи других граж­дан немецкого анклава.
Появление волны стихийного переселения за рубеж вызвало силь­ное беспокойство властей как в Москве, так и на местах: массовая эмиграция наносила существенный экономический урон, но в еще большей степени подрывала советские пропагандистские мифы. В конце 1929 г. Сибкрайком ВКП(б) докладывал в ЦК о начале мас­сового выезда немцев-крестьян, грозившего перерасти в повальное бегство: «Эмиграционными настроениями охвачено большинство немецкого населения, ряд поселков - поголовно. По данным Немец­кого райкома Славгородского округа по 11-ти сельсоветам района на 20 ноября эмигрировало 625 хозяйств, или 38 % всех хозяйств этих поселков, из них кулаков - 138, середняков - 378, бедняков - 110. Большинство оставшихся - наготове.
На бедняцкой конференции Немецкого района из 106 делегатов голосовало за резолюцию, одобряющую политику партии в деревне:
150
первый раз - 35 человек, во второй - 54. Резолюция против эмигра­ции голосовалась три раза и собрала всего лишь 24 голоса...»1
Политбюро немедленно приняло необходимые предупредитель­ные меры: выезды были запрещены, и всех, желавших эмигрировать, но не успевших покинуть страну, стали отправлять обратно. В де­кабре 1929 г. в Славгородский округ из Москвы было возвращено 2340 человек2.
С 1933 г., с момента прихода к власти в Германии нацистской партии во главе с Гитлером, «немецкий вопрос» в СССР приобрел новую окраску. На фоне новых взаимоотношений между двумя госу­дарствами проблема внешних связей российских немцев переходила в разряд остро политических. Но даже с приходом фашистов к власти контакты немецкого анклава с Германией не были свернуты. Напро­тив, они приобрели еще более интенсивный характер вследствие той политики, которую правительство Гитлера провозгласило в отноше­ниях с соотечественниками за рубежом.
Через своего консула в Новосибирске, Гросскопфа, германская администрация предприняла попытку организовать кампанию «по­мощи страдающему немецкому населению», и уже с осени 1933 г. не­мцы Сибири стали получать денежные переводы и посылки из Гер­мании. С августа 1933 по март 1934 г. в Немецкий район поступило 680 переводов на сумму около 6 тыс. марок. Секретарь местного рай­кома партии И.А. Вильгаук сообщал краевому руководству, что «эти­ми подачками в настоящее время охвачен почти весь район - толь­ко в восьми населенных пунктах не получены переводы»3. Вильгаук особенно жаловался на коммунистов, которые также получили гер­манскую помощь. Он отмечал, что властям района удалось добить­ся согласия 17 человек сдать полученные деньги в МОПР - офици­альную советскую организацию, выступавшую под флагом помощи иностранным рабочим.
В марте 1934 г. были произведены первые аресты «инициаторов помощи» и тех людей, которые имели встречи с консулом Гросскоп-фом. Аресту подверглось 17 человек. Вслед за этим органы ОГПУ провели изъятия «контрреволюционного актива» в поселках. Только в районах, прилегающих к Омску, арестовали свыше 50 немцев4.
1 ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 378. Л. 130.
2 Там же. Л. 131.
3 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 620. Л. 81.
4 ЦДНИ ОО. Ф. 14. Оп. 2. Д. 61. Л. 27.
151